Очень многое шло от Душеина. /.../ Марк Борисович уже к тому времени работал главным инженером в Облфото. Человек творческий, пришел сделать все хорошо – ему нужно было, чтобы фотографы области тоже прошли какую-то школу, как делать хорошо. И вот для этого строится та самая «Графика» – салон «Графика», который должен стать кузницей для фотографов области, работающих в бытовой фотографии. И поскольку Марк сам фотограф, он знает, что нужно – он завозит самое шикарное оборудование. В «Графике» была самая шикарная планировка, какая только могла быть в фотолаборатории по тем временам. Техника немецкая, венгерская, польская. И – вот тут образовался фотоклуб... До этого, т.е. с тех пор, как он перестал существовать во Дворце культуры им. Ленина, он был в душе у Душеина. В душе у Душеина. Место – «Графика» – оказалось прекрасным, можно было любые творческие завихрения тут осуществлять, на этой базе – нашим пацанам типа Некрасова, Скворцова. Но сразу замечу: ни Чувызгалова, ни Бороздина здесь не было. У них – у Чувызгалова, Бороздина, Агафонова, Бабушкина, Никифорова – была студия в доме быта «Алмаз».

И вот это был фотоклуб «20 MAX». Люди в нем – единомышленники, молодые, альтернативные той фотографии идеологической, репортерской. Мы, конечно, встречались во всяких неформальных, как сейчас говорят, ситуациях. В кафе – чаще всего кафе «Дружба» (там сейчас «Старая Пермь»). Там нас всех уже знали. Придешь: «А, Вера! А Марк приходил?» – «Нет, он сказал, что он...» – т.е. через официанток, допустим, мы всегда знали, кто где находится. И вечером – туда. Там столы сдвигались, официантки, уже не спрашивая, приносили какие-то салаты, приносили вино, ну и... Мы были при деньгах, потому что бытовая фотография приносила больше денег, чем какая-либо другая. И этот самый «20 MAX» нам был совершенно необходим – это были просто разговоры о фотографиях, нам нужны были такие разговоры. Клуб единомышленников. А почему такое название – с точки зрения Марка Борисовича нельзя было в клуб много людей допускать. Много людей – разброд и шатание, и это привело бы к распаду. И вот – оптимальное число, он решил, – двадцать. И мы, действительно, собирались. И я не помню, чтоб мы на этих встречах пили. Честное слово. Т.е. пили – в кафе. А там, в клубе, была такая творческая обстановка, рабочая. «Графика» находилась на ул. Матросова – сразу за кинотеатром «Победа». Рядом там шикарная совершенно аллейка, заросшая.

И эту «Графику» посетило горе, надо сказать. Горе в виде Олега Воробьева. Того самого, как выяснилось, ныне гражданина Австрии, проживающего в Питере (об этом мне уже ребята сказали из «Мемориала»). Этот диссидент Воробьев решил какую-то литературу размножить через фотоклуб. И он принес туда, как говорят, Солженицына. Ну, во всяком случае, Раф Гуревич мне сказал: «Ты знаешь, он туда ведь принес Солженицына», – и даже назвал мне эту повесть... Ну, допустим, «Раковый корпус» – т.е. чушь какая-то, беллетристика. Но – Солженицын – и этим все сказано. Я не знаю, но, скорее всего, кто-то из ребят ему помог перефотографировать странички из этого Солженицына. А, может, и не помог. Но, во всяком случае, очень быстро, чрезвычайно быстро – нужно отдать должное ведомству – ребят начали спрашивать в КГБ: что и как. Я не знаю, всех ли. Но меня вызвали – хотя я был очень далек от этого самого Воробьева. Я не знаю его в лицо – скорее всего, что не знаю. Мне как-то показывали (может, даже в КГБ и показали) его фотографию: сухощавый, лысоватый человек. А потом они просто начали – не то что бы вербовать – начали предлагать людям сотрудничество. Они не громили ничего, не разгоняли – ничего публичного, но... Душеин, конечно, не стал с ними работать... Он, Душеин, высчитал своим изощренным умом того человека среди нас, который мог.

Особо, в конечно итоге, никто не пострадал. Больше всех Аркаше Кондрашову не повезло – ему пришлось расстаться с хорошей работой. Стал работать в морге. Он очень хорошо шутил. Я говорю: «Аркаш, ну как там работа у тебя?» – «А че? Нормально, – говорит. – Девять фотографируешь, десятый – твой». Вот так. 

А кто еще был в клубе? Я даже не могу сейчас точно вспомнить. Некрасов, Скворцов Серега. Серега Скворцов стал, в конце концов, кинооператором, очень талантливым, какие-то награды у него. Но вот эта российская беда, которая называется «через воротник» – она его погубила. Нелепейший случай в Питере произошел, бытовая драма.

Когда разогнали «20 MAX», Душеин продолжал работать по специальности, в Облфото. Занимался своими фотоинженерными делами. А потом – я уже не знаю, по каким причинам, он перебрался в Свердловск.

 До сих пор помню одну его съемку. Значит, в Пермь приехала команда КВН. Тот самый Масляков. И наши с москвичами сражались. Пермь их вчистую переиграла. И это было понятно всем, и москвичам тоже. И тем не менее! И вот жюри объявляет... Марк – и вот здесь, конечно, его прозорливость – он нажал на кнопку, когда жюри готовилось объявить результат: в кадре команда москвичей, лица все опущенные... Причем снято хорошо, и каждое лицо отражало этот упадок, что все: проигрыш полный. Жюри объявляет – выясняется, что они победили. И тут он снова нажал на кнопку. Реакция эта – вдруг! – понимаешь? – перемена резкая. И получились две шикарные фотографии – совершенно шикарный репортаж. Марк это все отобразил. По-моему, в «Молодой гвардии» они и были опубликованы, эти снимочки.

29.01.2002, АЛК