Bладислав Дрожащих

Название «Эскиз», как красное знамя, передавалось от одной группы лиц к другой.

Я где-то в 80-м поступил в «Молодую гвардию», после испытательного срока меня приняли. И вот – осень 80-го года – возникло литературное объединение при областной комсомольской газете «Молодая гвардия». Собирались на 11-м этаже, в кабинете редактора – раз, а то и два раза в месяц. Какая-то такая занятная периодичность была.

Замышлялось все как объединение творческой молодежи. Обсуждались стихи разных авторов, приходили художники, даже прозаики какие-то появлялись. Пашу Печенкина я впервые увидел на заседании «Эскиза». Он туда с друзьями пришел. О Славе Смирнове я немножко раньше уже слышал. Кажется, зимой 81-го была выставка Славы Смирнова – работы занимали весь одиннадцатый этаж, графика преимущественно. Вела заседания Татьяна Черепанова. А Гончарова в ту пору заведовала отделом пропаганды и была, в общем-то, мотором, подталкивала все. Собиралось всякий раз человек под тридцать. Меньше двадцати редко бывало. Коля Бурашников, поэт, появлялся, Игорь Тюленев. Заходил Юра Беликов, но он тогда жил в Чусовом. Слава Запольских (он в ту пору даже фантастическую книжку какую-то выпустил). В качестве свадебного генерала приходил Михаил Смородинов. И вот, обсуждали стихи. Кто-то резвился, шлифовал свою стилистику, критикуя предлагаемые произведения.

С Пашей Печенкиным мы как раз здесь и познакомились. Потом встретились в городе, он предложил вместе работать – и мы начали делать слайд-поэму «В тени Кадриорга». Паша вообще очень активный человек. В ту пору он поставил себе задачу: в пять лет сделаться писателем, выпустить книжку рассказов. Писал рассказы, описывал случаи из жизни своей, романтические.

Это литературное объединение недолго просуществовало. Я старался через него в газете стихи публиковать: Паши Печенкина, Юры Беликова, Игоря Тюленева... Ну, многих других. Бурашникова...

И вот с тем же Виталием любопытная история произошла. Его вторая жена Наталья Шолохова работала в отделе писем «Молодой гвардии» и горячо болела за творчество Виталия. Это примерно 83-й год, но надо уточнять, я не уверен. Миша Смородинов все время писал какие-то рецензии на стихи читателей, это у него была маленькая шабашка. И Наташа подсунула ему вместе с письмами стихи Виталия, чтоб посмотрел мэтр. В ту пору это важно было – какая-то официальная поддержка. Время-то совершенно безумное было, как, впрочем, и сейчас. И тут Миша допустил одну-единственную ошибку за все свои обзоры. Он в тексте указал фамилию Кальпиди и – две или три строчки. А я в ту пору уже был заведующим отделом пропаганды, и кто мог схлопотать за это, так это я. Наташа подошла ко мне и говорит: «Вот тут Смородинов похвалил, посмотри». Я говорю: «Наташа, что думать, давай все стихотворение поставим». И еще от имени Миши какие-то теплые слова в адрес Виталия приписали. Миша потом при встрече как-то хмуро посмотрел на меня и похлопал по плечу. Но ничего не сказал.

Последним, предмогильным трепетом этого объединения (приколотили такую вывеску, что как бы «Эскиз» еще) стало празднование юбилея «Молодой гвардии» – мы стали организовывать творческий семинар в «Звездном», на Гайве.

Юра Беликов тогда как раз начал работать в обкоме. Татьяна Гончарова зашла однажды в газету: «Кто желает работать в обкоме комсомола?» В комнате сидело нас трое: Паша Печенкин, Юра Беликов и я. Мы с Пашей так переглянулись. Юра сказал: «Я». На следующий день Юра пошел на работу в обком. Отдел культуры или сектор какой-то культурный.

И вот Юра Беликов кружил со стороны обкома, а мы со стороны газеты, как бы, инициативу взяли...

Мы просто не знали, что нам делать... Пить красное вино надоело. Нужно было нагрузить как-то себя. И вот – поехали приглашать интересных, на наш взгляд, людей.

Поехали в Москву. Странная очень компания: Слава Смирнов, Паша Печенкин, я – и, допустим, такое здание, как ЦК комсомола. Мы там ходили по коридорам, по ковровым дорожкам, кругом какие- то распухшие физиономии комсомольских лидеров... В основном Паша активность проявлял. К театралам заходили, с художниками встречались на квартире Вити Хана. Он в ту пору уже переехал в Москву, точнее – бывал там, скажем так. Он в 82-м окончательно уехал. Но в Москве у него жена, дети уже к тому времени были. Когда мы приезжали в Москву, чаще всего негде было остановиться – у Вити Хана тормозились, он в центре города жил, на Котельнической набережной.

Вызвонили мы Инфантэ, договорились с ним. Мы видели до этого выставку Инфантэ на Малой Грузинской. Там такие были полузапрещенные выставки.

Кто еще участвовал в семинаре... Был скульптор Клыков, ныне известный патриот, а в ту пору он создавал какие-то идеологические памятники. Его, видимо, пермский Союз художников пригласил. Возле Дома Советов – это его работа творческая.

А еще до этой поездки мы стали собираться в подвале Дома народного творчества, по улице Куйбышева. Такой угрюмый подвал. И вот в нем мы лепили слайд-поэму «В тени Кадриорга». Слава Смирнов подсказал Паше ход интересный: на стекло наносятся пятна красок, а при большом увели- чении они дают необычные структуры. Не просто декоративность возникает, а какой-то акт, скажем, художественный.

А мы с Виталием... В общем, осенью 81-го года мы решили с Виталием Кальпиди написать общее произведение, убрать, так сказать, «берлинскую стену» между нами. И вот мы очень быстро писали... Не знаю, почему Кадриорг. Это хорошее место – Кадриорг – для творчества. Свежий воздух, чистый, близость моря. А почему так определенно – Кадриорг – не знаю... Может быть, аллитерация такая повлияла на географический выбор. Кудымкар – Кадриорг. Мы с Виталием беседовали: где были в последнее время? – Кадриорг и Кудымкар. Скорее всего, какая-то оппозиция – вот это «кдр» – была в содержании. Ну, может, нас с Кудымкаром ничего не связывало, и с Кадриоргом – это такая же условность.

Очень может быть, что название стало формироваться под влиянием индийского фильма «В тени твоих ресниц». Во всяком случае, в Перми в кинотеатре «Мир» этот фильм шел. И вот как бы из этого названия, может, и география появилась Кадриорга. А потом уже, когда стали осмыслять все эти названия, пришла оппозиция: Кудымкар. А отсюда возникло такое, что ли, пространство в поэме географическое. А так как у Кадриорга своя история – Петр I разбил этот парк, построил там дворец и презентовал жене – такая, что ли, прорубь временная появилась. Отсюда – мотивы путешествия. Герой путешествует, прибывает – надо вокзал какой-то для обозначения драматических жизненных вещей – вот взяли да поместили вокзал там, недалеко от Кадриорга.

А может, это такое еще памятное место: когда мы с Юрой Чернышевым впервые приехали в Таллин, сошли на вокзале, пошли прямиком по улице – и очутились в Кадриорге. Так, немножко сбились с пути и оказались в этом парке. И первое впечатление – такой туманный, парообразный день начинался, и это, по-моему, летом было – нас удивило, что в центре города такой довольно затхлый пруд, и – плавают лебеди. Жители кормят их чем-то в этом Кадриорге. Вот – «роса лебедей» отсюда возникла.

А чтобы не перегружать излишними деталями текст поэмы, у нас появилась мысль как-то меняться объектами описания. Я частично описывал Кудымкар, а на самом деле – мое представление об этом слове, а Виталий своё представление о слове «Кадриорг» описывал. Мне кажется, это очень хороший принцип был – поэтического предмета. Все равно ведь можно с большей, что ли, степенью достоверности расшифровать то или иное звукосочетание, выраженное в слове. Само звучание слова, сам комплекс звуков содержит, помимо семантики, какую-то историю, какой-то рок, судьбу этого наименования. Такое, может быть, идеалистическое отношение...

И вот, приходили в этот подвал на Куйбышева, отрабатывали куски совместные, видеоряд. Несколько проекторов на экран – и очень динамичная, подвижная живопись получалась. И кстати, была некая тайна того, как это делается. Когда мы поэму возили по приглашению Инфантэ, показывали в Москве, в Музее космонавтики, там были ребята, которые начинали заниматься спецэффектами... По Москве их приглашали выступать, и они работали, кажется, на двух лазерах. Не знаю, в полную силу работали или слегка попорченные у них были лазеры – в общем, подобные видеоэффекты на экран проецировали. А мы, как это делают негритянские музыканты, «под тряпочкой», закрыли загородкой, чтоб никто не видел. Потом ходил за нами по ВДНХ какой-то шпион и все допрашивал: как мы это делали, использовали лазер или нет? А мы чуть ли не на настольной лампе делали: что-то Паша вырезал, усовершенствовал проектор как-то. Ну, в общем, это его приоритет, Пашин.

Впервые мы учудили этот показ где-то... вот я боюсь соврать... Тогда еще в рамках «Эскиза» мы путешествовали по области, ездили – Слава Смирнов, Паша Печенкин – в Лысьву, и чуть ли не там... Хотя нет, впервые – на сцене ТЮЗа, нынешнего кукольного театра. В ту пору «Молодая гвардия» юбилей справляла, мы пригласили группу поэтов из Москвы. Кирилл Ковальджи приехал, очень хороший человек, он тогда возглавлял объединение поэтов в редакции журнала «Юность»... Вот у нас через него появились связи с «Юностью». Бунимович был в объединении Ковальджи, он тоже тогда приезжал. Это 82-й год. Франциско был в декабре, а это чуть ли не в феврале. Мы там показывали «Кадриорг»... А! Первый-то показ был все-таки на семинаре в «Звездном», когда Франциско приезжал. Все понятно: мы поэтому и торопились, чтобы там показать, в «Звездном». Второй раз – в ТЮЗе. В Лысьве тоже как-то раз, или элементы только, не помню точно.

Летом 82-го, кажется, мы поехали в Москву. Это был ответный жест, ответный визит нанесли Ковальджи, выступили в редакции журнала «Юность». Там литобъединение существовало – в больших кавычках, скажем, «авангардное». В него входили Иван Жданов, Саша Еременко, Леша Парщиков. Но их никого в тот день, кажется, не было, мы в другой раз с ними познакомились, где-то на московской квартире.

И вот показали там. Со мной еще любопытное приключение произошло. Я (мы жили на краю города) ночью писал стихи, потому что хотел что-то новое прочитать. И за ночь написал пять страниц. Ну, там свободный как бы стих – надо было успеть. Это «143-й вагон», начало. И когда из метро вышел у редакции «Юности», проходил по переходу подземному – и потерял. В кармане почему-то нес и – потерял. Пришел – ребята (Виталий с Пашей) начали готовиться, окна закрывать, а я начал восстанавливать эти стихи. Потом, через много-много лет, тот же отрывочек был напечатан в журнале «Юность». Такая занятная история.

А далее мы, по-моему, осенью 84-го, показывали эту поэму в кафе «Театральное» один раз – и нас прикрыли, что, в общем, понятно. Мы умудрились не просто показать, а решили показать за деньги. Деньги-то минимальные были. Но народу, кстати, пришло много. Мы не из расчета заработать, а так как-то... И вот, толком не разобравшись, товарищи комсомольцы... В общем, на нас сильно нажаловались в компетентные, скажем, органы. Я сам точно не знаю, кому: то ли в управление культуры, то ли в известный комитет.

Дальше